Сказка от Линор Горалик

[Рыжее беспокойство]

Сказка.
Длинная, но красивая...

Агата возвращается домой
Игра устроена вот как: Агата зажмуривает глаза, приседает и быстро прижимается лбом к батарее. Батарея горячая, Агата терпит, сколько может, но не слишком долго, а то иначе получается не игра, а испытание. Потом Агата быстро выпрямляется, встает на цыпочки и нагретым лбом изо всех сил прижимается к ледяному зимнему окну. От неожиданного ощущения у Агаты звенит в ушах, она не понимает, нравится ей эта игра или не нравится, но повторяет ее снова и снова, потому что ей очень скучно.
Родители Агаты уехали на весь день.

Агата возвращается домой
Игра устроена вот как: Агата зажмуривает глаза, приседает и быстро прижимается лбом к батарее. Батарея горячая, Агата терпит, сколько может, но не слишком долго, а то иначе получается не игра, а испытание. Потом Агата быстро выпрямляется, встает на цыпочки и нагретым лбом изо всех сил прижимается к ледяному зимнему окну. От неожиданного ощущения у Агаты звенит в ушах, она не понимает, нравится ей эта игра или не нравится, но повторяет ее снова и снова, потому что ей очень скучно.
Родители Агаты уехали на весь день. Они хотят завести еще одного ребенка. Агата очень даже не против брата или сестры, она умная девочка, ей будет интересно, как ребенок растет, да и вообще ей очень нравятся маленькие. Но пока что у мамы с папой ничего не получается, и им приходится примерно раз в месяц ездить в больницу. В следующий раз, может, ехать и не придется, - врачи говорят, что все идет хорошо, мама вот-вот забеременеет. Но пока что Агата сидит дома и умирает со скуки. Ей восемь лет, она ответственная девочка, поэтому родители решили на этот раз не тащить ее с собой, а оставить дома одну. Агате это очень приятно, но прошло уже три часа, она несколько раз обошла всю квартиру, посмотрела в девятисотый раз «Пиратов Карибского моря», съела оставленные для нее мамой бутерброды. Странно: если бы дома были родители, Агата бы нашла себе тысячу занятий, - и уж, конечно, родители бы к этим занятиям не имели никакого отношения. Но сейчас Агате просто тоскливо, ничего не хочется, и от скуки она играет с батареей и окном.
Дом Агаты стоит совсем близко к лесу, на самом краю маленького города, сплошь состоящего из аккуратных белых домиков с ухоженными палисадниками. Сейчас зима, снег, все палисадники уже украшены рождественскими гирляндами, электрическими оленями, медленно поворачивающими голову, когда ты проходишь мимо, и ненастоящими Санта-Клаусами. Сейчас Агата ничего этого не видит – они играет в кухне, за окном кухни – не палисадники, а лес, быстро становящийся серо-синим, хотя на часах всего три. Летом Агате спокойно разрешают ходить гулять в лес хоть до самого вечера, но зимой – другое дело, в лесу нет пикников, а если заблудишься, то можно замерзнуть насмерть. Зимой Агате запрещено даже заходить в лес без папы. Папа по воскресеньям водит Агату кататься на санках с небольшой горки, но даже тогда они уходят в лес совсем недалеко и возвращаются домой очень быстро. Вдруг Агате страшно хочется пойти погулять. У нее есть свой ключ, и вообще-то ей совсем не запрещено выходить из дому, - можно пойти, например, в гости к Лоре или Мелиссе или даже уговорить папу Лоры взять их кататься на санках. Но Агате совершенно не хочется ни Лоры, ни Мелиссы, - от странной, приятной тоски и скуки ей даже разговаривать не хочется. Агата обещает себе, что выйдет всего на две минуты и зайдет в лес всего на сто шагов, а потом повернется и немедленно вернется назад по собственным следам, и окажется дома еще до того, как окончательно стемнеет, и вообще не сделает ничего плохого.
На улице оказывается гораздо темнее, чем казалось Агате, но зато совсем не так холодно. Снег здесь, позади дома, лежит совсем гладкий, как бумага, Агата вытаптывает на нем сначала кружочек, потом – ёлочку: пятка к пятке, пятка к пятке. Чтобы не испортить елочку, она отпрыгивает от нее подальше и бежит к первому дереву. Здесь начинается лес. Агата смотрит на небо и даже открывает рот от восторга: небо невозможно синее, того волшебного цвета, которым нарисованы тонкие завитушки на вечерних чайных чашках. Задрав голову, Агата семенит несколько шагов, натыкается на ствол, потирает нос и начинает считать шаги. Ей немного страшно, немного стыдно и очень весело.
Ноги Агаты в больших теплых сапожках оставляют в следу глубокие ямки с ровными стенками, - если, конечно, ставить ногу очень аккуратно. Агата представляет себе, как потом пойдет назад, ступая точь-в-точь в те же ямки. Пятьдесят девять, шестьдесят, шестьдесят один… Агата в очередной раз опускает ногу в снег, но носок сапога попадает под какой-то корень или под вмерзшую в землю палку. Агата взмахивает руками, боком падает в снег, хочет подняться, но вдруг начинает скользить вниз и в сторону, - неглубокую расселину, которую она привыкла обходить, засыпало снегом, Агата совсем про нее забыла. Агата едет сначала на попе, пытаясь схватиться за снег руками в заледеневших варежках, потом ее разворачивает на бок, а конец пути она проделывает вверх тормашками. Несколько секунд Агата лежит на дне расселины, очень напуганная, но, кажется, у нее ничего не болит, только снег набился всюду, - в рот, в уши, в сапоги, за воротник. Агата поднимается на ноги и, чертыхаясь, пытается выковырять пальцами снег из-за воротника. Вдруг прямо у нее из-под ног раздается какой-то жалобный, сдавленный взвизг. В ужасе Агата отпрыгивает в сторону, визг переходит в вой, Агата кричит и прижимается к дереву, а перед ней, дрожа и скорчившись в клубочек, сидит кто-то, - да, кто-то, весь в снегу, со свалявшейся шерстью, - и жалобно скулит. Агата, боясь шелохнуться, пытается понять, кто же это такой. Неизвестно кто бросается в сторону, потом в другую, но не может убежать, и Агата понимает, что стоит правой ногой на кончике его хвоста.
Агата чуть было не поднимает ногу, чтобы освободить неизвестно кого, но вдруг спохватывается. Кажется, неизвестно кто совсем не страшный и напуган еще больше Агаты. Он сидит, зажмурившись, и мелко дрожит. Под заснеженной шапкой свалявшейся шерсти Агате удается разглядеть поблескивающие в сумерках рожки, крошечные копытца, робко прижатые к груди. Агата быстро протягивает руку и хватает бесенка за загривок. Тот жалобно ойкает и зажмуривается еще крепче.
- Ты бес? – спрашивает Агата.
- Пусти-пусти-пусти! – жалобно скулит бесенок, но Агата только хватает его еще крепче. Он небольшой, совсем не тяжелый и даже не собирается сопротивляться. Агата зажимает бесенка под мышкой, как зажала бы маленького братца или сестрицу, и волочет его домой.
Дома Агата, все еще не верящая, что поймала в лесу самого настоящего беса, для начала крепко-накрепко привязывает его к детскому стульчику. В тепле бес перестает дрожать и только хлюпает носом. Он очень грязный, и от него очень сильно пахнет, - так пахнет от Мелиссиной собаки, Трикси, если той доведется вываляться в луже. От этого мокрого собачьего запаха Агате чуть не становится дурно.
- Пусти, - жалобно говорит бесенок.
- Щас, - говорит Агата и оценивающе смотрит на своего пленника: она твердо решила вымыть его под душем, но не понимает, как бы это проделать, чтобы бес не убежал. Она знала о людях, которым удалось увидеть в лесу беса, - из сказок и из кино, - но поймать беса, пусть и совсем мелкого, живьем? У Агаты дух захватывает от происходящего.
- Я папе пожалуюсь, - неуверенно говорит бес. На вид ему лет шесть, Агате даже неловко держать такого маленького привязанным к стулу. Внезапно Агату осеняет: да ведь он и не может никуда убежать!
- Да ведь ты и не можешь никуда убежать! – восхищенно говорит Агата.
Бес даже не пытается спорить, только никнет грязной головой и хлюпает носом. Правила есть правила: если человек своими руками поймал беса, то бес обязан служить такому человеку, пока человек сам его не отпустит. И Агата, и бесенок отлично это знают.
Агата отвязывает бесенка от стула и, тыча ему в спину пальцем, гонит в ванную. Оба они оставляют на полу серые мокрые следы, Агата – большие, бес – совсем маленькие. Кроме того, с беса капает тающий грязный снег. Агата представляет себе, что скажет мама, но с другой стороны, бес – это бес. Поймать беса – это чего-нибудь да стоит.
По мере того, как Агата работает душем и мочалкой, бесенок немного успокаивается. Он уже не ноет и не хлюпает носом, а только фыркает и отплевывается от шампуня. В чистом виде, с мокрой мягкой шерстью он оказывается еще меньше, чем прежде. Рожки у него белые и блестят, маленькими передними копытцами бесенок неловко придерживает обмотанное вокруг тела банное полотенце. Агата скептически осматривает ванну, - сток забился песком, жухлыми листьями, мятыми птичьими перьями и еще бог знает чем. Агата выковыривает некоторое количество мусора, остальное папе придется прочищать самому. «Но с другой стороны», - думает Агата, - «бес – это бес».
- Стой смирно, - говорит она бесенку. Его мягкая шерсть оказывается светло-серой и почти сразу высыхает. Агата не собирается делиться с ним своей зубной щеткой и поэтому просто требует, чтобы бесенок открыл рот, и выдавливает туда довольно много зубной пасты. Бесенок яростно отплевывается и вытирает язык полотенцем, но пахнет от него уже получше.
С минуту Агата и бесенок смотрят друг на друга посреди перевернутой вверх дном ванной комнаты. Потом Агата смотрит на свои часики: прошло всего полчаса с тех пор, как она вышла из дома, чтобы сделать сто шагов в лес и сразу же вернуться обратно! Агата быстро подсчитывает: родителей не будет еще часа два. Бес жалобно мигает глазами и вдруг говорит:
- Папе пожалуюсь.
- На что? – презрительно говорит Агата, хотя ей, конечно, становится немножко не по себе. – Сам попался, сам виноват, все по правилам.
Бесенок тяжело вздыхает
- Отпусти меня, - просто говорит он.
Агате жалко бесенка, но она представляет себе приход родителей: светлый ковер заляпан, в ванной какой-то ужас, куртка, шарф, сапоги, - все мокрое, а она, взрослая, умная, ответственная девочка восьми лет, которую смело можно оставить одну дома, если, к примеру, надо съездить в больницу, рассказывает родителям, что она ходила в лес, поймала там беса, притащила домой, вымыла в ванне и отпустила. От одного воображаемого взгляда мамы Агате становится тошно.
- Не могу, - говорит она. – Мне же никто не поверит.
Тогда бесенок вдруг принимает решение, - Агата видит это по тому, как он распрямляет плечики под полотенцем.
- Я тебе клад покажу, - говорит он. – Огромный. А ты меня отпустишь.
Это именно то, что обычно делают пойманные бесы, - открывают людям клад в обмен на свободу. Агате это прекрасно известно. Клад гораздо лучше, чем ноющий бес в доме, которого еще непонятно, куда девать. Если Агата принесет домой клад, ей, во-первых, все поверят. Во-вторых, сказочное богатство им очень даже не помешает, особенно если мама действительно вот-вот забеременеет.
Агата идет в прихожую и начинает натягивать мокрые сапоги. Бесенок роняет на пол полотенце и бежит за ней, путаясь копытцами в ковре. Мокрый шарф и мокрые варежки Агата не берет, - от них будет только хуже. Однако кое-что ее беспокоит.
- А клад где? – спрашивает она.
- Там, - говорит бесенок и неопределенно машет лапкой.
- Далеко? – уточняет Агата.
Бес что-то прикидывает, потом говорит:
- От того города поближе будет.
Агата понимает, что он имеет в виду, - в ближайшем городке живет бабушка. Пешком до дальней стороны леса не дойти и за три часа. Агата начинает снимать сапоги.
- Чего? Чего? – испуганно спрашивает бес, бегая вокруг и пытаясь заглянуть Агате в глаза.
- Далеко, - говорит Агата. – Далеко, темно, придут родители, меня нет. Будем папу ждать.
Перспектива ждать папу почему-то приводит бесенка в ужас. Он изо всех сил чешет пушистую башку копытцами и вдруг говорит:
- Верхом поедешь. Быстро-быстро.
- На чем? – удивленно говорит Агата, сидя на полу с сапогом в руках.
Бес тяжело вздыхает и хлопает себя по пояснице. Агата сразу припоминает картинку: солдаты, или ведьмы, или просто люди, поймавшие беса, ездят на нем верхом, куда пожелают, и бес обычно несется быстрее ветра, особенно, если его подгонять. Агата не знает, что сказать. Бес даже пониже ее самой, но задние ноги у него крепкие, шерсть на пояснице блестит, и вообще ей вдруг кажется, что сидеть на закорках у беса будет очень удобно. Они выходят на задний двор, Агата задирает голову. Небо сейчас уже не напоминает завитушки на вечерних маминых чашках, - оно синее до черноты, тревожное, похожее на темный-темный бархат, прибитый внутри бабушкиного сундука, который стоит в подвале и в который Агате строго-настрого запрещено лазить самой.
Бес немного наклоняется, Агата вспрыгивает ему на спину, как если бы они играли в чехарду, и крепко берет беса за теплые торчащие уши. В ту же секунду ее обдает лютым холодом, глаза наполняются слезами, - бес несется по зимнему лесу, ветер бьет Агате в лицо, руки без варежек начинают страшно болеть от мороза, Агата терпит, сколько может, а потом изо всей силы дергает беса за уши и кричит, захлебываясь ветром:
- Стой! Стой! – но бес не слушается или просто не слышит ее, все скачет и скачет, Агата уже не различает ни деревьев, ни неба, ни блестящих рожек, не чувствует окоченевших пальцев. Вот-вот она соскользнет со спины бесенка и свалится в снег, и, может быть, сломает себе шею, - но тут бесенок вдруг сам останавливается, проезжает вперед на скользящих копытцах, хлопается оземь вместе с Агатой. Прежде, чем Агата успевает прийти в себя, встать на ноги и обругать бесенка, на чем свет стоит, он пронзительно и победно кричит:
- Папа!!! Папа!!! Папа!!!
И вдруг в лесу становится очень тихо.
Ничего не происходит. Агата боится пошевелиться, боится отряхнуть снег и только прислушивается, но действительно ничего не происходит. Тогда Агата, стараясь не выпускать из вида бесенка, изо всех сил вертящего головой и нетерпеливо скачущего на месте, делает пару шагов назад и тоже пытается оглядеться. Это совершенно незнакомый лес, Агата никогда здесь не была, - уж в этом-то она не сомневается, хотя бы потому, что стволы всех деревьев, окружающих ее сейчас, странно блестят и выглядят совершенно гладкими.
Агата растирает пальцы, потом осторожно проводит рукой по стволу и убеждается, что он стеклянный. Тонкая веточка с хрустом падает к ее ногам, Агата поднимает ее. Веточка совершенно прозрачная, и тесно прижавшийся к ней желудь – тоже прозрачный, а шляпка его искрится крошечными гранями. В любой другой момент Агата пришла бы в восторг от такой находки, но сейчас ей почему-то делается очень страшно. Она кидает веточку наземь, и та падает в снег, который сейчас кажется Агате стеклянной крошкой. В ту же секунду из-за спины у Агаты выскакивает белка, на секунду замирает над желудем, и Агата в ужасе видит желудь сквозь эту белку, видит цветную искру, на мгновение загоревшуюся на тончайшем стеклянном волоске беличьей морды. Стеклянная белка хватает стеклянный желудь и уносится прочь. Агата чуть не вопит от ужаса, но в последний момент берет себя в руки и начинает часто-часто дышать, как научила мама, когда Агата просыпалась ночью от страшных снов. Она совершенно забыла про бесенка, и неожиданно раздавшийся звук заставляет ее подскочить. Это – звук звонкой оплеухи, хорошенького подзатыльника. У кого в классе есть хулиганы, обижающие мальчиков помельче, те ни с чем этот звук не спутают.
Бесенок начинает что-то жалобно бормотать, но тот, кто стоит рядом с ним и смотрит на Агату, совершенно его не слушает. Агата тоже смотрит на этого человека, прекрасно понимая, кто это такой. На этом человеке большая серая шуба из жесткого меха, похожего на мех собаки Трикси. Этот человек уж точно не стеклянный. Не отрывая спокойных глаз от Агаты, человек говорит бесенку:
- Поросенок.
- Я хотел, как лучше, пап! – обиженно кричит бесенок. – Я ничего ей не отдал! Я ее обманул, привел сюда, не дал клад, обманул, пап!
- Вот именно, - холодно говорит человек. – Поросенок. Нарушил договор.
Бесенок возмущенно замолкает и в ярости начинает рыть копытцем стеклянный снег. Человек в серой шубе подходит к Агате и протягивает ей ладонь. Агата глубоко вдыхает и вежливо подает руку в ответ.
Ладонь у этого человека неожиданно теплая, сухая, и пальцы Агаты немедленно согреваются в ней. Ничего страшного в этом человеке нет, он держит Агату за руку и смотрит ей в глаза с хорошей, мягкой улыбкой, и мало-помалу тепло от его ладони достигает Агатиного плеча, груди, живота, она перестает дрожать. Человек берет Агату за вторую руку, и тепло добегает до ее коленок, до промокших, онемевших от холода ног в тяжеленных мокрых сапогах. Одежда на Агате немедленно высыхает, она пробует пошевелить пальцами ног и, - о чудо, - они опять могут шевелиться. Человек в шубе улыбается Агате, и Агата улыбается ему в ответ. Тогда человек на секунду возводит глаза, как будто предлагает Агате посмотреть на небо, и Агата видит невозможную, невероятную красоту: тысячи сияющих лунными огнями прозрачных веток, создающих над головой Агаты переливающийся купол, сквозь который совершенно не видно неба. Человек в шубе вдруг шутливо хлопает Агату по ладоням, как будто приглашает играть. Агата смеется и хлопает человека в шубе в ответ. Он выставляет вперед правую ладонь, Агата – левую, потом – наоборот, потом каждый из них хлопает в ладоши, потом человек в шубе поворачивает руки ладонями вверх, и Агата хлопает по ним, а потом – опять наоборот.
Агате никогда в жизни не было так хорошо, ей даже слишком хорошо, чтобы смеяться, она просто улыбается во весь рот этому удивительному человеку в серой мохнатой шубе. Она чувствует, что может продолжать игру в ладоши всю жизнь, она не представляет себе, как еще минуту назад могла мечтать попасть домой, она даже не может толком сообразить, зачем ей было нужно домой.
Рука к руке, ладонь к ладони, - Агате кажется, что они играют очень, очень медленно, потому что каждый раз, когда ее ладони соприкасаются с сильными, теплыми ладонями человека в шубе, Агата узнает какую-нибудь удивительную историю. Все эти истории про нее, Агату, и все они уже происходили с ней раньше. Обычно Агата очень не любит вспоминать эти истории: здесь она нашкодила, тут – списала в школе, там наврала маме, тут поставила подножку очкастой Карине. Неприятные истории, потому что вообще-то Агата очень старается быть хорошей. И сейчас, когда ладони Агаты соприкасаются с ладонями человека в серой мохнатой шубе, происходит прекрасная вещь: Агата, вспоминая все эти истории, как раз и чувствует себя хорошей. Просто, - теперь это становится для Агаты совершенно очевидным, - она умная девочка, смелая, ловкая, не дающая себя в обиду и очень хорошая девочка, умеющая найти выход из любой ситуации, справляющаяся с любой неприятностью, - она молодец, Агата. Она смеется, хлопки ладоней, – больших и маленьких, - звоном отдаются в стеклянных ветвях.
Игра идет все быстрее и быстрее, Агате уже совсем не так весело, потому что картинки тоже мелькают у нее перед глазами все быстрее и быстрее. Это уже не то, что Агата сделала раньше, - год назад или месяц назад, - это то, что она сделала только что, - пошла в лес без разрешения, вот как. У Агаты устали руки, она вдруг пугается, что вот-вот собьется, а сбиться ей никак нельзя, потому что сейчас она видит вещи, которые с ней еще совсем не произошли, - но, понимает Агата, обязательно произойдут. Ей надо сейчас, прямо сейчас узнать, как она выпутается из этих сложных ситуаций, как она всех обставит, обыграет, выкрутится, найдет лазейку, - ей надо все запомнить! Но игра с человеком в шубе идет все быстрее и быстрее, картинки проносятся вихрем, Агата не успевает ничего разглядеть, у нее ужасно болят ладони, ей становится трудно дышать.
Агата тихонько стонет, правое плечо вдруг пронзает острая боль. Агата хватается за него левой рукой, человек в шубе опускает руки и смеется, а потом легко треплет Агату по голове, и Агата забывает всё, всё. С тоской она поднимает глаза на этого удивительного человека: единственное, что Агата помнит сейчас, - это как она чувствовала себя такой хорошей, такой удивительно хорошей, - а теперь она снова самая обыкновенная Агата.
Стеклянный лес опять начинает пугать Агату. Сейчас, когда человек в серой мохнатой шубе не держит ее за руки, ей опять становится ужасно холодно. Агата чувствует, что вот-вот заплачет. Но человек в шубе снова берет ее за руки, и Агате становится теплей. Она смотрит этому человеку в глаза и улыбается, а он улыбается ей.
- Я никогда не встречал девочку, которая бы так хорошо играла в ладоши, - говорит человек в мохнатой серой шубе. От этой похвалы Агата жмурится, как котенок. Тогда человек в шубе отпускает руки Агаты, и ей снова делается плохо от страха и тоски.
- Пожалуйста, отпусти этого дурака домой, - говорит человек в шубе.
- Кого? – спрашивает Агата растерянно. Она совсем забыла про бесенка, который все это время сидит на корточках под стеклянным деревом, чертит стеклянной веточкой по снегу и сердито зыркает на них блестящими глазами. Агате сейчас совсем нет до него дела, ей так плохо, что она готова просто махнуть на беса рукой. Однако в последний момент Агата спохватывается.
- Домой, - говорит она. – Пусть он отвезет меня домой, и я его отпущу.
Глаза человека в серой шубе становятся очень внимательными.
- Я бы с удовольствием поиграл с тобой еще, Агата, - говорит он неторопливо. - Никогда я не встречал девочку, которая бы играла в ладоши так хорошо, как ты.
Агата вот-вот заплачет, теперь она хочет попасть домой больше всего на свете. Внезапно она понимает, что все это происшествие – совершенно ужасное, что вот она стоит в мертвом стеклянном лесу, совершенно одна, и только что она играла в ладоши с очень страшным человеком, а может, и не с человеком вовсе, и улыбалась ему, и была счастлива, и что она хочет домой, домой, домой!
Человек в шубе улыбается Агате и говорит:
- Конечно, мой сын отвезет тебя домой, девочка. Ты очень скоро будешь дома, ты даже не заметишь, как окажешься дома.
Агата судорожно вздыхает и делает шаг в сторону бесенка, но человек в шубе подает бесенку знак, и тот не встает с корточек.
- Я хотел бы поблагодарить тебя за эту встречу, Агата, - говорит человек в серой шубе. – Я давно не играл ни с кем в ладоши. Я хочу, чтобы ты приняла от меня небольшой подарок.
Агата быстро зажимает рот рукой. Она знает, что с этим человеком нельзя вступать ни в какие сделки.
- Это не сделка, Агата, - терпеливо говорит человек в шубе. – Это настоящий подарок, я ничего не хочу от тебя взамен. Совершенно ничего.
Агата растерянно озирается, как будто ищет помощи, но видит только, как прозрачный стеклянный снегирь вспархивает со звенящей ветки. Блеск его трепещущих крыльев на секунду ослепляет Агату, она протирает глаза.
Человек в шубе протягивает Агате ладонь, на которой лежит невзрачное деревянное колечко.
- Надевай, - говорит он.
Агата прячет руки за спину.
- Это хороший подарок, Агата, - терпеливо говорит человек в шубе. – С этим колечком ты никогда не будешь чувствовать боли. Никогда, Агата. Ты не будешь болеть, ты не будешь ломать руки и ноги, ты не будешь получать ожогов или чего похуже. Что бы ты ни делала, Агата, как бы ты ни поступала, ты всегда будешь выходить из любой переделки целой и невредимой. И, как знать, может, пока другие люди будут болеть и страдать, у тебя будет время прийти поиграть со мной в ладоши.
Агата молчит. В среду ей надо идти к зубному врачу, в первый раз в жизни. Агата наслышана историй о зубном враче. Колечко уже не кажется ей таким невзрачным.
Человек в шубе вдруг закрывает ладонь, потом раскрывает опять: колечко исчезает.
- Ты очень умная, серьезная и ответственная девочка, Агата. – Говорит человек в серой шубе. – Поэтому я забыл, что ты еще очень маленькая девочка. Тебе трудно оценить такой подарок. Давай-ка попробуем иначе.
Жестом фокусника человек в шубе снова раскрывает ладонь перед Агатой. Он стоит не очень близко, но от этой ладони идет такое сильное, такое ласковое тепло, что Агата невольно делает маленький шажок вперед. На ладони у человека в шубе лежит простое колечко, сделанное из простого тусклого металла.
- Любовь, Агата. – Говорит человек в шубе. – Любовь кого угодно, стоит тебе только пожелать. Что бы ты ни делала, что бы ни говорила, как бы себя ни вела, - если ты захочешь, то нужный тебе человек будет любить тебя, Агата, любить тебя сильнее всего на свете. Тебе не надо будет завоевывать сердца, не надо будет мучиться сомнениями, не надо будет страдать от неразделенной любви. И, может быть, благодаря этому у тебя появится время прийти поиграть со мной в ладоши.
Агата хочет оттолкнуть эту ладонь, но невольно думает о новом человеке, который, дай бог, скоро начнет расти внутри мамы, - о братике или сестричке. Агата очень даже не против братика или сестрички, но у нее есть свои опасения. «Любовь», - думает Агата, - «чья угодно любовь». Она делает еще один маленький шажок вперед, хотя страх перед человеком в шубе и желание бежать прочь становятся все сильнее. «Любовь не может сделать ничего плохого», - думает Агата, - и все-таки не протягивает руку. Внезапно тусклое колечко исчезает с ладони человека в шубе. Агата быстро отступает назад.
Человек в серой шубе смотрит на Агату очень внимательно.
- Ты и вправду исключительно умная и ответственная девочка, Агата, - говорит он, - и вдруг с хрустом переламывает двумя пальцами толстенный сук на ближайшем дереве. Стеклянный сук со звоном валится ему под ноги. Агата судорожно вздыхает.
- Спокойно, - говорит человек в шубе. – Я хочу предложить тебе последний подарок, Агата. Самый простой из всех. И помни, девочка, это не сделка. Ты совершенно ничего не должна мне взамен. Возьмешь ты мой подарок или нет – гоп-гоп, через одну минуту ты поскачешь домой верхом на моем сынишке. Посмотри-ка сюда, Агата, - говорит человек в шубе.
В его пальцах поблескивает маленькое стеклянное колечко, прозрачное, хрупкое. Человек в шубе медленно поворачивает его перед Агатой, колечко переливается чистым, мягким светом, в нем нет совсем ничего страшного. Агата невольно смотрит на это колечко, потирает замерзший указательный палец. От горячих рук человека в шубе колечко должно быть совсем теплым, - думает она вдруг.
- Любая помощь, Агата, - говорит человек в серой шубе. – Только захоти, - и я приду и сделаю все, что ты попросишь. Решу задачу, уберу в комнате, спрячу труп, - что угодно, Агата. У тебя станет больше времени и гораздо больше сил. И, может быть, когда дело будет сделано, ты поиграешь со мной в ладоши. Но только если ты захочешь, Агата. Только если захочешь.
Агата хочет только одного – забыть этот ужасный звенящий лес, оказаться дома, дома, дома. Никогда она не пожелает помощи этого человека, никогда не позовет его, никогда –никогда, - это так понятно, что Агата начинает смеяться. Она возьмет это кольцо, лишь бы оказаться дома, конечно. Агата подставляет ладонь, человек в серой шубе улыбается и роняет в нее прозрачное колечко. Оно действительно теплое, как оконное стекло, к которому кто-нибудь долго прижимался лбом.
- Пошел! – коротко говорит человек в шубе.
Агата покрепче хватается за теплые толстые уши бесенка, зажмуривает глаза, - и даже ледяной ветер, яростно бьющий ее в лицо и в грудь, не мешает ей кричать на всем скаку:
- Живо! Живо! Живо!
Агата несется домой.
Внезапно ветер прекращается. Агата чувствует, что скользит куда-то вниз, - сначала на попе, потом на боку, потом и вовсе вверх тормашками. Агата лежит в сугробе, над ней – небо, черное, как самая черная грязь, а справа - светлое окно родной кухни. Падая и спотыкаясь, всхлипывая и загребая ладонями снег, теряя один сапог, Агата добирается до своего дома. Она взбегает на крыльцо - и слышит за спиной дробные сбивчивые шажки по каменным ступенькам. Только тогда она вспоминает про бесенка, - он тут, смотрит на Агату жалобными глазами из-под смерзшихся ресниц.
- Пошел вон! – говорит Агата с облегчением и запускает вслед несущемуся прочь бесенку дурацким стеклянным кольцом. Кольцо проваливается в снег.
Ночью Агата видит сон – она играет в ладоши с человеком в серой мохнатой шубе. Она счастлива, игра идет все быстрее и быстрее, но Агате не страшно сбиться, а только смешно. Ладони человека в шубе раскалены, Агате очень жарко, но это не важно, потому что благодаря этой странной, невероятной игре перед Агатой снова, - совсем как в стеклянном лесу, - мелькают удивительные картинки, и Агата так нравится себе, ей так легко и так хорошо, что она до конца своих дней играла бы и играла с человеком в шубе, никогда бы не останавливалась. Беда только в том, что этой, снящейся, Агате очень жарко - и становится все жарче и жарче. Пот льет с нее ручьями, а руки начинает ломить аж до самых плеч. Снящаяся Агата сбивается, ладонь ее проваливается в пустоту, картинки исчезают. Настоящая Агата просыпается в слезах, у нее ломит руки, ноги, ломит всё тело. Мама меряет Агате температуру. У Агаты жар.
Несколько дней Агата болеет. Врач, мама и папа думают, что у нее очень тяжелый грипп, Агата почти все время в забытьи. Но на самом деле Агата знает, что она болеет от тоски, и что она все время спит, чтобы во сне играть в ладоши с ласковым человеком в огромной, мохнатой серой шубе, и чувствовать себя счастливой, умной, ловкой, хитрой Агатой, совершенно прекрасной Агатой, которая вот-вот узнает, что надо сделать, чтобы остаться такой навсегда. Но сны обрываются за одну секунду до разгадки, Агата просыпается со стонами, с ужасной головной болью, ее заставляют глотать чай, делают уколы. Понемногу лекарства начинают действовать, жар спадает, но Агата по-прежнему очень слаба, она почти все время спит, у нее болит голова.
Наконец, наступает ночь, когда Агата не выдерживает. Мама уснула, Агата вылезает из кровати. Она шатается от слабости, чтобы выбраться в коридор, ей приходится держаться за стены. У нее нет сил замотать горло шарфом, кое-как она прямо натягивает куртку прямо поверх пижамы, дрожащими руками застегивает сапоги и сапоги и выходит на задний двор. Здесь Агата становится на четвереньки и начинает ползать по снегу. От слабости ей хочется лечь на снег и поспать, но Агата ищет кольцо и, наконец, находит его в маленьком сугробе. За неделю два раза выпадал снег, но совсем понемногу. Следы, оставленные убегающим бесенком, при желании все еще можно различить.
Дрожащими замерзшими пальцами Агата берет кольцо и садится в сугроб.
- Пожалуйста, - говорит она кольцу. – Пожалуйста, - и на всякий случай зажмуривается.
Когда Агата открывает глаза, ей сперва кажется, что ничего не переменилось, - просто ее дом исчез с лица земли. Она по-прежнему сидит в сугробе и держит кольцо, но перед ней – не черный ход, ведущий на кухню, а бесконечный лес, уходящий во все стороны. От страха Агата вскакивает на ноги и начинает озираться. Нет, она никогда раньше не бывала в этом лесу, - деревья тускло блестят под лунным светом, но они не стеклянные, а металлические, все в черных пятнах. Пахнет чем-то странным и знакомым. Так пахнет в папином кабинете, когда он паяет из деталей маленькие модели самолетов, и с паяльника падают тяжелые зеркальные капли, которые быстро тускнеют, покрываясь черным нагаром. Олово, вот из чего сделаны здешние деревья.
Агата озирается, но ни белки, ни снегиря, ни даже маленького желудя, пусть и оловянных, нет в этом лесу, - только голые ветки и сухой, серый, колкий снег, похожий на крошечные капли тусклого металла. За одним из оловянных деревьев стоит, глядя на Агату, человек в серой шубе, только шуба его сейчас вывернута наизнанку, из рукавов торчит жесткий серый мех. Агата не может на него смотреть, ей страшно, и еще ей стыдно, что она попросила его помощи, хотя до этого выбросила кольцо в сугроб. Кроме того, ей очень жарко. Агата обнимает холодное оловянное дерево, но, к сожалению, это не помогает. Тогда человек в вывернутой шубе улыбается, подходит к Агате по отвратительно скрежещущему снегу и берет ее ладони в свои, - прохладные, мягкие. Жар, мучивший Агату все эти дни, словно стекает в снег по этим ласковым ладоням. Агата начинает дышать свободно, ей вдруг становится спокойно и весело, теперь она уже не понимает, почему несколько дней назад повела себя так глупо, почему выбросила кольцо, почему вообще ушла из стеклянного леса, почему не вернулась к этому человеку раньше. Человек в вывернутой шубе разговаривает с ней, говорит что-то очень смешное, и Агата тоже говорит смешное в ответ, и они оба смеются.
Человек в шубе легонько хлопает Агату по руке, а она хлопает его в ответ. Хлоп-хлоп, ладонь к ладони, правая-левая, Агата чувствует, что может продолжать эту игру в ладоши всю жизнь, всю жизнь может смотреть на удивительные картинки. Тем более, что теперь в них предстает не прошлая Агата и не будущая Агата, а совершенно сейчасошняя Агата. И вот-вот эта умная, ловкая, сильная Агата сделает что-то крайне важное, что-то, отчего все встанет на свои места. Но игра с человеком в шубе опять идет все быстрее и быстрее, картинки мелькают, Агата в панике, - нет, - умоляюще говорит она, - нет, нет, нет! – и тут ее ладонь пролетает сквозь воздух, не найдя опоры, совсем как бывало в ее снах. Человек в вывернутой шубе опускает руки. Игра окончена.
Агате в сто, нет, в тысячу раз хуже, чем было после игры в стеклянном лесу, от горя у нее болит в груди. Она опять оказывается самой обыкновенной Агатой, а не той удивительной, умной, счастливой Агатой, которой она вот-вот могла бы стать насовсем. Это так невыносимо, что Агата прижимает руки к груди и от горя сгибается пополам. Тогда человек в вывернутой шубе треплет Агату по плечу.
- Третий раз разорвет тебе сердце, Агата, - говорит он, пытаясь заглянуть Агате в глаза.
- Ты обещал помогать мне! – говорит Агата, едва не захлебываясь в подступающих слезах.
- Я обещал тебе делать все, что ты попросишь, - говорит человек в шубе. – И если ты попросишь меня сыграть с тобой в третий раз, я не смогу тебе отказать.
Тогда Агата медленно выпрямляется и вытягивает вперед ладонь. Человек в вывернутой шубе смотрит на Агату с состраданием, качает головой и тоже вытягивает вперед ладонь, но Агата быстро убирает руку.
- Да нет же, - говорит она.
Агата не намерена играть с этим человеком в ладоши. На самых кончиках ее пальцев лежит, поблескивая, маленькое стеклянное кольцо.
- Заберите его, - говорит Агата.
Человек в вывернутой шубе быстро закусывает губу, как если бы Агата сделала ему очень больно. Агата смотрит на него, потом на кольцо, - но кольца нет, есть только мокрый круг там, где оно только что лежало, - как будто растаяла небольшая льдинка с дыркой посередине. Агата снова поднимает глаза на человека в шубе, но его нет. И оловянного леса тоже нет. Агата стоит посреди чащи самого обычного леса, пахнущего смолой и сырым деревом.
Агате так невыносимо одиноко, что она не может ступить ни шагу. Ей кажется, что только что она была в сказочном дворце, - опасном, но полном волшебства, мрачном, но роскошном, волнующем, полном обещаний, - а сейчас она просто стоит одна в чащобе, пижамные штаны пропитались снегом до колена. Чувство страшной ошибки настигает Агату, чувство только что совершенной ужасной ошибки.
Тогда Агата закрывает глаза и начинает представлять себе дом. Свою кровать с хрустящими простынями, которые мама меняла два раза в день, чтобы больной Агате было прохладнее. Фарфоровые чашки с синими, как вечернее небо, завитушками. Толстого кота Кристиана, привыкшего спать на холодильнике. И маленького братика – Агата вдруг совершенно уверена, что это будет именно братик, а не сестричка, - братика, которого она еще никогда не видела, но о котором ей уже очень нравилось думать. Агата не замечает, что начала идти вперед, - прямо так, с закрытыми глазами. Она спохватывается и понимает, что движется в ту сторону, откуда доносится гул проезжающих машин. Ее дом находится прямо за дорогой, дороги не видно, но знакомый шорох колес отлично слышен в прозрачной ночной тишине. Через пятнадцать минут Агата будет дома. У нее снова начинается жар, и ей надо торопиться.
Вдруг что-то хрустит в кустах, как будто резко обломили ветку. Агата взвизгивает. Тот, кто прятался в кустах, тоже взвизгивает, бросается вправо, влево. Агата тоже бросается от страха вправо и влево. В лунном свете она видит поблескивающие рожки и очень грязную шерсть – на этот раз не серую, а коричневую. Это бесенок толстоват и неуклюж, он замер от страха и стоит столбом. Агата тоже стоит столбом, они с бесенком в панике смотрят друг на друга. Бесенок начинает часто-часто мигать, разевает рот и набирает в легкие воздуха. Агата догадывается, что должно вот-вот произойти, - и прежде, чем бесенок успевает позвать на помощь, Агата выкрикивает дрожащим голосом:
- Пошел вон!
И еще раз:
– Пошел вон! Пошел вон! Пошел вон, слышишь?! Пошел вон! Пошел вон!
Не веря своему счастью, грязный коричневый бесенок отступает назад, боясь отвести взгляд от Агаты, от ее пальца, выставленного в сторону чащи. Потом он робко поворачивается, все еще опасливо оглядываясь через косматое плечо, и, наконец, со всех ног бросается прочь, - только поблескивают в лунном свете рожки и копытца.
Некоторое время умная, сильная, смелая, удивительная Агата переводит дыхание, а потом начинает медленно брести в сторону машин, - то есть, в сторону дома.